Мобильная версия
После выхода в свет лирического сборника «Улыбкой светит солнышко» он решил, что так продолжаться не может.
По совету знакомого редактора, Игорь Гудериан испросил творческий отпуск и уехал в Реабилитационный центр, в котором, как уверяли друзья, опытные врачи-лингвопсихиатры где лаской, а где и таской излечивали самые запущенные формы срамословия. Понятно, что без желания самого больного избавиться от пагубной привычки успех никто не гарантировал. Программа «Семь шагов к нормативной лексике» показалась поэту перспективной, да и другие анонимные матерщинники думали точно так же.
Центр помощи матерно-зависимым назывался «Словушко». Сюда съезжались отпетые маргиналы – каждый со своей нелёгкой, подчас трагической судьбой. Все средства к жизни они издержали на штрафы за брань в общественных местах. Многие давно голодали. Эти бедняги не могли устроиться на работу, иметь семью, даже гонять в подворотне футбольный мяч или заниматься другими любимыми видами спорта. Вместо всего этого несчастные день и ночь громко составляли бесконечно длинные словесные конструкции, не имеющие почти ничего общего с членораздельной речью. Не раз в отчаянии они давали себе клятву не сквернословить, но речевое воздержание, как водится, приводило сначала к ломке, а затем и к чудовищному срыву. Из этого заколдованного круга, казалось, нет никакого выхода.
Приятно удивляло, что в «Словушке» не практиковалось никакого насилия над личностью. Каждый больной сам выбирал себе путь: матюкаться ему или нет. Нетяжелый физический труд на свежем воздухе, по вечерам песни у костра, общение с персоналом постепенно делали свое дело. Анонимные сквернословы лучше узнавали друг друга. Игорю Гудериану поручили вести литературную студию для начинающих поэтов. Их тут было немало. Из каждых пятерых постояльцев Центра «Словушко» четверо заполучили опасный недуг в ходе своих первых литературных опытов. Остальные в прошлом были командиры пожарных частей или нянечки детских садов. Почти не было морских боцманов, как не было и сапожников. Вот как стереотипны бывают наши представления о жертвах свободы слова. Зато была пожилая тайская профессор Вынь Тху, которая совсем не понимала по-русски, однако приехала вроде как для профилактики, подлечиться, так сказать, впрок.
Резко переставший материться человек первое время ощущает дискомфорт, болезненные позывы за ушами, слабость в коленях. Ему становится трудно принимать решения. Некоторых пугают немотивированные остановки дыхания, учащённый пульс в барабанных перепонках. Но со временем неприятные симптомы проходят. Человек буквально перерождается. Так произошло и с Игорем Гудерианом. Прошлое всё чаще стало казаться поэту мучительно затянувшимся сном. Поэт много гулял по живописным окрестностям «Словушка» и на ходу что-нибудь да рифмовал. Причём делал это без обычного «закадрового сопровождения». Получалось, и неплохо. Чтобы закрепить успех, а заодно испытать силу воли, он нарочно выбрал для прогулок живописную речку Пробля, что недалеко от деревеньки Мудково Уйбищенского территориального образования. Здесь, у тихой заводи, ему как-то особенно хорошо мыслилось и сочинялось.
Уже на третьей неделе социальной адаптации Игорь Гудериан задумал новую поэму о современниках «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» В центре была большая, самоотверженная любовь, а по периферии – событийного характера встречи и расставания. Гудериан медлил, ибо знал как коварно бывает творческое горение, каким боком оно может повернуться, как порой жестоко ломает новоприобретённые навыки мудрости и простоты.
Он работал не спеша, наслаждаясь. Если раньше Игорь Гудериан неистовствовал над каждой строчкой, то теперь, переполненный внутренним нежным светом, медленно, со вкусом приставлял словушко к словушку, ткал масштабное полотно большой эпической силы.
☻
Произошло, однако, неожиданное. Сказать, что видавший виды издательский редактор не пришёл в восторг от рукописи Гудериана – значит, сильно погрешить против истины. Сказать, что остался ею недоволен – это ничего не сказать. Брезгливо притрагиваясь к тексту карандашом, он поносил новую поэму, буквально изничтожал её, Что это? Где хвалёная легкость гудерианова пера? Стихи мало того что корявы, в них сквозят странные аллитерации, они назойливо двусмысленны, если не сказать прямее. Ну почему нужно обязательно бродить по горам Акатуя? Есть же Тянь-Шань. Почему среди персонажей неудачник гроссмейстер, которому то и дело ставят мат? Что за странные лексические предпочтения, словно автора кто-то за язык тянет. А это как прикажете понимать: «На кусте черничник спелый / В сковородке блин горелый / И не слышно соловья / Будто бы оглохнул я»?
Ну и где тут интимная лирика и где гражданский пафос? Ничего этого нет и в помине… Упреки редактора были один болезненнее другого. Бездарное, полное пошлых намёков, перетасовывание рифм напоминает позвякивание при мытье посуды. Сплошная неискренность, дешёвое лукавство и вообще чувствуется подспудная неприязнь ко всему роду человеческому:
Верю в летнюю страду,
В одинокую звезду!
В одинокую звезду!
Приговаривая: «да, в одинокую звезду», редактор сложил рукопись вчетверо, потом ещё вчетверо, с силой запихнул в мусорную корзину, надавил сверху каблуком и снабдил непечатным напутствием. Бедный Гарик! Дар молодого поэта капитулировал перед напором форсмажорных обстоятельств. «Остановись мгновенье?» – грозно улыбнулся редактор. – Тудыть-растудыть, ты понял, Игорь? Как бы тебе, дружок, не пришлось отправиться в другой профилакторий. Туда, где мозги восстанавливают, а не вытравляют».
☻
«Ты что же, Гарик, натворил-то с собой, – по-дружески участливо бормотал я. Походящих слов не находилось. – Как же это вышло-то с тобой, Игорь, да ты в своём уме?» А он в ответ хмурился и, засучив рукава, что-то такое деловито рифмовал, рифмовал, не боясь зарифмоваться и изрифмоваться, подкрепляя себя обычными виртуозными сказовыми репликами, и кое-что подрифмовывал, рифмуя уже срифмованное (технология стихосложения невероятно сложна и загадочна). Мне было жаль отрывать его от дела, я попрощался и прикрыл за собой дверь. Вслед послышался взрыв отборной ругани. С потолка посыпалась побелка. Я облегчённо вздохнул: Игорь Гудериан опять в форме и готовится к фестивалю детской песенки в Праздник любимых мам.
В нашем "Литературном клубе" многие что-то пишут -- вот, к примеру, я:
Рад за Вас. Мне предстоит высылка из Москвы на целых 12 суток, и я счастлив!
