Под городом Вена есть славное сено ⇐ Литературный клуб (публикации авторов)

[Patriot Хренов]

У них там в Австрии, в их славном городе Вена, все намного проще: сидит этак себе, сидит какой-нибудь новоавстрийский бюргер, пупок почесывает, сосисочкой посапывает, а тут вдруг и вспоминает – ах да боже ж мой, выходные то – совсем уж на подходе! В смысле, прямо вот буквально завтра!
– А не смотаться ли нам куда-нибудь? – вопрошает он в пространство.
– Warum nicht?! – отзывается второй пупок, поскольку отродясь сосиськи по одной не ходят – это вам не сардельки.
– Warum nicht?! – в смысле: «А почему б и нет, в самом деле?! А то сидишь тут себе, сидишь по хойригерам* – света белого не видишь…»
– Audi! – то есть, извините, это же не по-немецки!
– Horch! – ой, опять-таки извините, после сорок пятого года так уже не говорят. Одним словом, – Hör mal! Hört! – Послушайте-ка, – в смысле. – А не поехать ли нам на сидр? Как раз сезон открывается…
– А что такое сидр? – спрашиваю я.
– Сидр, – объясняет мне Машка Австрийская (вообще-то ее зовут Maria, и отец у неё Peter, и фамилия её очен-но австрийская, даже дворянская, но ей больше нравилось, когда я называл ее по-нашенски – Марь-Петровна или, совсем уж попросту, Машка), – Сидр, – объясняет мне Машка Австрийская, – это такое слишком свежее вино из яблок – ему меньше месяца.
– А-а! – я всегда отличался умом и сообразительностью, – брага!!
– А что такое брага? – спрашивает Машка Австрийская.
– Ну, это такой наш сидр… только из чего угодно. Но я согласен и на ваш сидр.
На том и порешили.
Я только не понял, зачем надо было для этого ехать так высоко в горы?
Мы ехали, ехали, ехали… Я даже уже решил попросить их познакомить меня с самыми необходимыми местными достопримечательностями – в смысле домика неизвестного архитектора. Но, слава богу, мы остановились полюбоваться видом со смотровой площадки.
Вид был действительно замечательный. Мы стояли над самым обрывом, а под нами совершенно сказочно рассыпались по неширокой долине городишки, селеньица и… как бы это сказать получше – полюшки? – так ведь это женское имя, а не название для тех лоскутков… – одним словом, совершенно сказочный вид. Прямо хоть сейчас бросай все и начинай снимать «Старую, старую сказку». Вот только Олега Даля, увы, уже нет, а никого другого в его роли я себе представить не могу.
А тут я еще приметил цветочек чрезвычайно похожий на нашу степную гвоздику.
Гвоздика эта – наша, степная, – очень скромненький цеточек, размером всего-то с ноготок младенческого мизинца, с пятью совершенно крохотными лепестками. Но зато встречается он крайне редко – впрочем, его и приметить-то трудно. И, не знаю, как у кого, а у меня эта гвоздичка вызывает полное умиление. Представьте, выжженная, иссушенная степь, когда даже полынь и то превращается в мумию сушеную, и суслики уже перестают обращать на тебя внимание: – «Уйди, противный, не видишь – дышать нечем! –а ты хочешь, чтобы я из-за тебя в это пекло нырял?!» И вдруг такой крохотный, былинный – от слова былинка – цветочек. Что-то такое совершенно невозможное, как любовь чахоточного пажа из села Безродное** к наследной принцессе Великой Британии.
И я еще с детства знал, как проверить свою избранницу: если я дарил ей такую гвоздичку, и она приходила в тихий, лучистый восторг – мой человечек.
И вот я сорвал этот австрийский цветочек и преподнес Машке Австрийской. Машка замерла, а её матушка внушительно объяснила мне, что это растение занесено в Красную книгу и рвать его нельзя. А Машка так и молчала до самого хойригера.
Я, конечно, вовсе и не думал проверять ее, но, честное слово, мне было очень приятно. Я тихо улыбался себе в тряпочку и уже совершенно не помышлял о том, чтобы снимать «Старую, старую сказку».
О том, что я так и не познакомился с домиком неизвестного архитектора, я вспомнил уже где-то часа через полтора-два сидения за столом. И направился в темный конец сада, как это у нас называется.
К моему удивлению, мне действительно пришлось идти практически через весь двор. Хойригер действовал в одной из малых сторон дома, построеного по местным традициям в форме прямоугольной буквы «о». А туалет находился в конце одной из длинных сторон, в полуподвале с окошками, открытыми внутрь двора. Пристроившись к писсуару, я невольно кинул взгляд через окно. И встретился с глазами овчарки, сидевшей на цепи напротив.
Она лежала, вытянув морду на передние лапы, и, не мигая, тосковала своими карими омутами прямо мне в душу.
Я аж даже отпрянул: ну, знаете ли, под таким взглядом не мудрено получить и расстройство отправления естественных надобностей!
Рассмеявшись своему испугу, я подмигнул собаке.
Она навострила уши, не веря своим глазам.
– Лежишь? – брякнул я первое, что пришло в голову.
Она часто-часто заморгала, не веря своим ушам.
– Ну, подожди, сейчас выйду.
И эта немецкая овчарка – поняла!
Не понимая головы, не отрывая передних лап, даже не шевеля хвостом, она только порывами задних лап и крупа (впрочем, круп – это, кажется, только у лошади, но как-то язык не поворачивается применить в данном случае какое-нибудь другое слово), она только порывами задних лап и крупа выказала мне всю свою ликующую готовность и кокетливую скромность: ну как же, она же хорошо воспитанная фройляйн из порядочной и зажиточной семьи! – ей отнюдь не пристало бросаться на шею первому встречному.
Когда я подошел к ней, овчарка совсем вытянулась в струнку и даже глаза закрыла, давая мне поласкать себя. А потом она носилась вокруг меня, сбивала меня с ног и даже осторожненько покусывала – собака все же. Но ни разу не залаяла: ей же поручено ответственное дело, и совсем не надо, чтобы хозяин узнал, что она отвлекается от своей работы.
Когда мы уже вдосталь накувыркались, я заметил, что она охраняет навес, под которым скопилось уже метра на полтора высотой отменного, свежайшего, духмяного и нежнейшего альпийского сена.
– Эх ты, дурашка! – я легонько щелкнул овчарку по носу. – Тут же сено! Не дай бог, кто с сигаретой – полыхнет, сама заживо сгоришь! А ты пускаешь сюда кого ни попадя…
* * *
В зале я шепнул на ушко Машке:
– Пойдем, я тебе что-то покажу…
* * *
– Славное у вас тут сено, – наконец промолвил я.
– Ага, – согласно выдохнула Машка.
Я посмотрел на собаку, которая все еще ни на шаг не отходила от нас и следила за нами с выражением нянюшки, наблюдающей за новыми для нее играми детей.
– И собаки у вас тут… хорошие.
– Угу, – промырлыкала Машка.
Я подмигнул овчарке. Та, явно из скромности, отвела глаза. Но завиляла хвостом, показывая, что ничуть нас не осуждает.
– А вот наша собака давно бы нас искусала. В кусочки бы изгрызла.
– У вас жизнь другая, – помолчав, сказала Машка.
И ей стоит верит. Она хоть и недолго, – всего-то один семестр, – но жила у нас и к тому же в обычном русском общежитии, так что она знала о чем говорит.

--------------

* Heuriger – что-то вроде кафе или ресторанчика, который на одну неделю в месяц открывает семья, выращивающая виноград и производящая вино. На большее у них за их достаточно тяжелой и кропотливой работой обычно времени не хватает, но для них эта неделя – скорее выходные или праздничные дни. Вино там свое и, что называется, по ценам производителя. А вот закуска, увы, небогатая, так как они не имеют права готовить еду, – только подогревать да нарезать, – так что еда небогатая, но дороговатая. Зато обслуживание!... – но для них же это не работа, а праздник. К тому же, в хойригеры обычно ходят всё одни свои соседи. Одним словом, хойригеры – это вино, сосиськи и улыбки. Рекомендую. Но только не в самой Вене - там того смака нет.
** Город Волжский – мой родной город – основан в 1954 году на месте села Безродное.

[chuPC]

А мне понравилось!

[Князь Мышкин]

А мне понравилось!

Ещё бы! Как такое может не понравиться!

[Марго]

Patriot Хренов, а почему сосиськи-то?

Про рассказ пока ничего не скажу, не прочла еще.

[Марго]

Прочла. Очень романтично, вот что значит весна! И своей любви к собачьей теме Вы не изменили.
В общем, у Вас получилось, поздравляю.

PS. Если будете публиковать, непременно дайте на вычитку корректору. А то теперь такие издательства пошли -- то и дело лепят с ходу в печать. Вот и загубят Вашу работу на корню.

[Patriot Хренов]

Если будете публиковать, непременно дайте на вычитку корректору. А то теперь такие издательства пошли -- то и дело лепят с ходу в печать. Вот и загубят Вашу работу на корню.

Мне это не светит...