Загадка ⇐ Интересное в литературе

[Таланов]

Точно.

[Франсуа]

Загадка приятная Не заняться ли нам поиском загадок (в смысле riddle, а не mystery) в литературе? Например: кто-нить читал «Колдун и кристалл» С. Кинга (это четвёртая книга цикла «Тёмная башня»)?

[Франсуа]

Если никто не читал, то там уйма загадок самого разного качества, а эта — моя любимая. (Книги под рукой нет, поэтому загадку даю в моём переводе. Поверьте: он не хуже астовского )

Мы маленькие, и пригожие,
И друг на друга непохожие.
Одна на бал пошла,
Другую ведьма украла.
Третья визг подняла,
Четвертая в обморок упала.
Пятую искали со сворою собак:
Убегая, ухнула в глубокий буерак.

А если вы мне не доверяете, тогда держи́те оригинал:

We are all very little creatures;
Аll of us have different features.
One of us in glass is set;
One of us you’ll find in jet.
Another you may see in tin,
And a fourth is boxed within.
If the fifth you should pursue,
It can never fly from you.
What are we?

[Франсуа]

Мерси за благодарность. А где хотя бы попытка отгадать?

[Penguin]

Мерси за благодарность. А где хотя бы попытка отгадать?

Без гугла не догадалась бы

Хорошо бы адаптировать перевод под десяток малюток.

[Франсуа]

Почему десяток? Не забывайте: автор у загадки тоже англоязычный.
Я внёс поправку: в «Бесплодных землях» (в другом переводе — «Пустоши») тема загадок только начинается, а сами загадки содержатся в начале четвёртой книги («Колдун и кристалл»). Вот ещё одна, в прозе (в сравнении с текстом книжного перевода слегка видоизменённая, поэтому, прежде чем лазить в гугл, просьба попробовать отгадать самостоятельно): Без глаз я рисую, без рук уношу. Я умею обманывать и не знаю жалости. Я пугливее любого зверя и страшнее любого врага. И в конце концов я над всем существующим беру верх.

[Таланов]

Без гугла не догадалась бы

А какой ответ?

[Франсуа]

Английские гласные: A, E, I, O, U. Есть мнение, что Y тоже гласная и что её тоже надо считать, но поскольку это не всегда так, думаю, Свифт вполне имел право пренебречь «вайей». По крайней мере — в стихах для ребёнка. (В романе говорится и об этом — о том, что автор загадки Дж. Свифт. И вероятно, — добавляю я от себя, — он её сочинил для Эстер Джонсон.)
А по второй загадке идеи есть? Я могу и её дать в оригинале или, если хотите, в астовском переводе, но всё-таки... И да: отгадка — не смерть. И не энтропия. Правильный ответ значительно приятнее!

[Франсуа]

With no wings, I fly. With no eyes, I see. With no arms, I climb. More frightening than any beast, stronger than any foe. I am cunning, ruthless, and tall; in the end, I rule all. What am I?
(«Без крыльев я летаю. Без глаз я вижу. Без рук я поднимаюсь. Пугливее, чем любой зверь, сильнее, чем любой враг. Мне свойственны хитрость, безжалостность, я могу прихвастнуть. В конце концов я всегда беру верх. О чем идет речь?»)

[Франсуа]

Ясно Ответ: воображение.
А как насчёт этой, простенькой: У меня сотня ног, но я не могу стоять. У меня длинная шея, но нет головы. Я забираю у женщины жизнь. Кто я?

[Франсуа]

Ответ: воображение.

И так всё и есть, и особенно это справедливо в отношении того, что оно сильнее всего существующего (т. е. всего реального). Я сейчас читаю «Пешком по Европе» М. Твена и обнаружил этому подтверждение:

Но вот вы входите и направляетесь к малой галерее «Трибуна» — наиболее посещаемой во всем мире — и видите на стене самую греховную, самую развратную, самую неприличную картину, какую знает мир, — «Венеру» Тициана. И дело даже не в том, что богиня голая разлеглась на кровати, — нет, все дело в положении одной ее руки. Воображаю, какой поднялся бы вопль, если бы я осмелился описать ее позу, — а между тем Венера лежит в этой позе, в чем мать родила, и каждый, кому не лень, может пожирать ее глазами, — и она вправе так лежать, ибо это — произведение искусства, а у искусства свои привилегии. <...> Меня так и подмывает описать ее — единственно затем, чтобы увидеть, какое священное негодование поднимется во всем мире, услышать, как средний, немудрящий человек станет поносить меня на все корки за мою скотскую распущенность и т. д. и т. п. Весь мир утверждает, что никакое словесное описание эффектного зрелища не может сравниться по силе воздействия с непосредственным зрительным впечатлением. Но тот же мир позволяет своим сыновьям и дочерям — да и самому себе — смотреть на Тицианову потаскушку, хотя и не потерпит ее словесного описания. <...>

Во всякой европейской галерее найдутся кошмарные изображения льющейся крови, резни, вываливающихся мозгов, гниения, картины величайшего страдания, картины ужасов, выписанных во всех деталях; такие картины и сейчас повседневно пишутся художниками и выставляются для обозрения, не вызывая упреков, — ибо, как произведения искусства, они безгрешны и никого не смущают. Но пусть только художник литературного цеха позволит себе добросовестно и точно описать что–нибудь подобное, и критика съест его живьем. Да что тут толковать, дело ясное: искусство сохранило свои привилегии, а литература их утратила. Пусть кто хочет ломает голову над тем, почему и как это случилось и откуда такая непоследовательность, — мне недосуг этим заниматься.

И чтобы никто не ломал себе голову, как, собственно, выглядит эта нахальная Венера:

[Франсуа]

У меня сотня ног, но я не могу стоять. У меня длинная шея, но нет головы. Я забираю у женщины жизнь. Кто я?

Ладно: это швабра. В смысле, щётка для подметания. Ладно, вопросов больше не будет.